Пока что «Патфайндер» не пытался меня убить. Но я за ним приглядываю.
Сегодня поймал сигнал жилого модуля. Теперь не потеряюсь. Согласно компьютеру, до него 24 718 метров.
Завтра буду дома. Даже если марсоход попадет в ужасную аварию, все будет в порядке. Отсюда я смогу дойти до модуля.
Не помню, упоминал ли я, что меня действительно тошнит от этого марсохода. Я слишком много времени провел сидя или лежа, спина вопит и протестует. Из всей команды больше всего я сейчас скучаю по Беку. Он бы вылечил мою спину.
Хотя скорее всего он бы развел такую вонь: «Почему ты не делаешь зарядку? Твое тело имеет огромное значение! Ешь больше клетчатки!» — и тому подобную лабуду.
Сейчас я бы обрадовался лекции о здоровом образе жизни.
Во время подготовки нам пришлось отрабатывать жуткий сценарий «Не попали на орбиту». В случае сбоя в работе второй ступени при подъеме МВА мы вышли бы на орбиту, но оказались бы слишком низко, чтобы попасть на «Гермес». Мы скользили бы в верхних слоях атмосферы, и наша орбита быстро бы снижалась. НАСА дистанционно подвела бы к нам «Гермес», после чего мы быстро убрались бы оттуда, пока его не притянуло к планете.
Чтобы отработать все это, нам пришлось провести три кошмарных дня в МВА-симуляторе. Шесть человек во взлетном аппарате, изначально предназначенном для двадцатитрехминутного полета. Было тесновато. Под «было тесновато» я подразумеваю «мы хотели убить друг друга».
Я бы отдал все, чтобы снова оказаться в тесной капсуле с моими ребятами.
Черт, надеюсь, я смогу заставить «Патфайндер» работать.
Дом, милый дом!
Сегодня я пишу из своего огромного, объемистого жилого модуля!
Оказавшись внутри, первым делом я начал бегать кругами и размахивать руками. Как хорошо! Я провел в чертовом марсоходе двадцать два сола и не мог шагу ступить, не надев скафандр.
Путешествие к «Аресу-4» займет в два раза больше времени, но об этом я подумаю потом.
После нескольких триумфальных кругов по периметру жилого модуля пришло время браться за работу.
Первым делом я включил оксигенатор и атмосферный стабилизатор. Проверил воздух, вроде все в порядке — содержит CO2, а значит, растения не погибли без моего дыхания.
Разумеется, я тщательно осмотрел свои плантации. Все живы-здоровы.
Добавил содержимое пакетов с дерьмом в компост. Чудный запах, скажу я вам. Но когда я подмешал немного почвы, стало чуть полегче. Содержимое контейнера с мочой отправилось в регенератор воды.
Я отсутствовал больше трех недель и оставил в жилом модуле высокую влажность ради моего картофеля. Такое количество воды в воздухе может вызвать различные проблемы с электричеством, поэтому следующие несколько часов я потратил на полную проверку всех систем.
Затем немного побродил кругами. Хотел бы я остаток дня отдыхать — но дела не терпят.
Надев скафандр, я направился к марсоходу и стащил с крыши солнечные панели. Затем на протяжении нескольких часов устанавливал их на привычное место и подключал к сети жилого модуля.
Снять посадочный аппарат с крыши оказалось намного проще, чем его туда запихнуть. Я отсоединил опору от ступени МПА и подтащил к марсоходу. Прислонил ее к корпусу, вкопал другой конец в землю для устойчивости — и пандус готов.
Стоило бы прихватить эту опору с собой к «Патфайндеру». Век живи — век учись.
Протащить посадочный аппарат сквозь шлюз не получится. Он слишком большой. Возможно, мне удастся разобрать его и занести внутрь по частям, однако есть весомая причина не делать этого.
На Марсе нет магнитного поля — и нет защиты от жесткого солнечного излучения. Если бы я угодил под его воздействие, у меня было бы столько раковых опухолей, что на них самих появились бы раковые опухоли. Брезент жилого модуля экранирует электромагнитные волны. То есть окажись посадочный аппарат внутри, сам модуль будет блокировать любые сигналы.
Кстати, о раке. Пора избавиться от РТГ.
Мне отчаянно не хотелось забираться обратно в марсоход, но это нужно было сделать. Если РТГ треснет, я погибну.
НАСА сочло четыре километра безопасным расстоянием, и я не собирался с ними спорить. Я поехал туда, где капитан Льюис изначально закопала РТГ, опустил его в ту же дыру и вернулся в жилой модуль.
Посадочным аппаратом я займусь завтра.
А сейчас — сладкий, долгий сон на настоящей кровати. С приятным осознанием того, что, когда я проснусь, моя моча отправится прямиком в сортир.
Сегодня был день ремонта!
Миссия «Патфайндер» завершилась потому, что в посадочном аппарате произошел неизвестный критический сбой. Когда ЛРД потеряла связь с аппаратом, они не знали, что произошло с «Соджорнером». Он мог быть в лучшем состоянии. Возможно, ему всего лишь требовалась энергия, которую он не мог получить при помощи солнечных панелей, залепленных пылью.
Я поставил маленький марсоход на рабочий стол и вскрыл корпус, чтобы заглянуть внутрь. Батарея — тионилхлорид лития, перезарядке не подлежит. Достаточно тонких намеков: форма контактов, толщина изоляции и надпись LiSOC12 NON-RCHRG. [19]
Я тщательно очистил солнечные панели, затем направил на них маленькую лампу на гибкой ножке. Пускай батарея давно мертва, но панели могут работать, а «Соджорнер» в состоянии питаться от них напрямую. Посмотрим, что получится.
Теперь пришло время взглянуть на папочку «Соджорнера». Я надел скафандр и вышел наружу.
Одно из наиболее слабых мест большинства посадочных аппаратов — батарея. Это самая уязвимая деталь, и когда ей приходит конец, сделать ничего нельзя.
Когда у посадочных аппаратов садится батарея, они не могут просто выключиться и подождать. Их электроника работает только при определенной температуре, поэтому они оснащены нагревателями, обогревающими электронику. На Земле такая проблема возникает редко, но, парни, мы-то с вами на Марсе.
Со временем солнечные панели покрывает пыль. Затем наступает зима, температура падает, а света становится меньше. Все вместе это отправляет ваш посадочный аппарат в большую марсианскую задницу. В результате он начинает тратить на обогрев больше энергии, чем получает за счет скудного дневного света, едва-едва пробившегося сквозь пыль.
Когда батарея садится, электроника остывает слишком сильно и не в состоянии больше работать — и вся система умирает. Солнечные панели могут худо-бедно перезарядить батарею, но что заставит систему перезагрузиться? На это способна только электроника — которая не работает. В конце концов неиспользуемая батарея утратит способность держать заряд.
Это обычная причина смерти. И я очень надеюсь, что именно так погиб «Патфайндер».
Из оставшихся частей МПА я соорудил стол и пандус, потом затащил посадочный аппарат на этот самый стол.
Хватит того, что мне приходится работать в скафандре! Если бы при этом пришлось еще и постоянно нагибаться, я бы не выдержал.
Я достал набор инструментов и начал ковыряться. Без особых проблем снял внешнюю панель и без особых же проблем нашел батарею. ЛРД на все вешает этикетки. Это серебряно-цинковая батарея емкостью 40 ампер-часов, с оптимальным напряжением 1,5 В. Вот те на. Эти штуки действительно работали на пустоте.
Я отсоединил батарею и отправился в жилой модуль. Проверил при помощи электроинструментов: разумеется, мертва, мертвее некуда. Я могу потереть ногами по ковру и удержать больший заряд.
Но теперь я знал, что нужно посадочному аппарату: 1,5 В.
По сравнению с самоделками, с которыми я возился начиная с 6-го сола, это просто песня! Среди моих инструментов имеются регуляторы напряжения! Я потратил всего пятнадцать минут на то, чтобы подсоединить регулятор к резервной линии питания, а затем еще час, чтобы выбраться наружу и протянуть провод к тому месту посадочного аппарата, где раньше стоял аккумулятор.
19
Non-rechargeable — не поддается перезарядке (англ.).